— Не судьба, а твой хорошо подвешенный язык! — Жоржетта невольно улыбнулась. — Мама не раз говорила, что ты любую пташку выманишь из гнезда.
— Пташку! Вот потому-то я и хотел назвать тебя Ласточкой Элен.
Глаза его внезапно заволокло слезами, и Жоржетта ощутила стеснение в горле.
— Голосок у тебя был такой нежный и звучный, прямо как у пташки. Но Элен умела настоять на своем, если что-то было ей не по сердцу. Она сказала, что это будет фривольное имя… Фривольное, подумать только! Вот так ты и стала Элен Жоржеттой, в честь матери и тетки разом. Правда, от Элен тебе досталось не только имя, но и волосы. Ах, эти чудесные волосы! — Отец дотронулся до ее шляпы и с неудовольствием сдвинул брови. — Тебе надо бы гордиться ими, выставлять напоказ, а не прятать. Твоя maman всегда хотела…
— Я помню, папа. И знаешь, я как раз подумываю о том, чтобы завтра принарядиться.
— Превосходно! — Отец снова опечалился, думая о своем. — Как жаль, что от матери ты унаследовала только роскошные волосы и длинные ноги. — Он попытался улыбнуться. — Во всем остальном ты пошла в своего непутевого отца, но клянусь, Жорж, когда тебе приходит на ум одеться, как подобает девушке, ты держишься совсем как Элен… с врожденной элегантностью.
Видя, с какой легкостью сошло на нет его недолгое оживление, Жоржетта заторопилась к сходням.
— Что ж, решено, — весело произнесла она с тягучим южным акцентом, чересчур слащавым на ее вкус. — Завтра я разоденусь в пух и прах, чтобы сразить всех мужчин, которые окажутся в пределах досягаемости.
«И быть посему!» — добавила она мысленно и улыбнулась, ощутив радостное волнение, от которого быстрее побежала кровь.
Пирс Кингстон почти бегом покинул каюту, которую занимал на борту «Вильяметты», на ходу вдевая перламутровую запонку во вторую манжету накрахмаленной белой рубашки. Он поспешно пересек небольшой холл, куда выходили двери лучших кают, и направился на пассажирскую палубу. И как его угораздило проспать именно сегодня? Сколько еще предстоит сделать!
Пирс заставил себя перейти на степенный шаг, тем более что в висках застучало — сказывалось похмелье. К счастью, утренний воздух был так свеж, что за самочувствие можно было не беспокоиться. Обычно Пирс ограничивался стаканом вина, самое большее двумя, поскольку его профессия требовала ясности и быстроты ума, однако накануне превысил норму, не в силах отказать тем, кто раз за разом тянулся чокнуться с ним. «В конце концов, один раз не в счет, — подумал он, отбросив сожаления. — Чертовски приятно для разнообразия оказаться душой компании!»
Это было очень приятное разнообразие после стольких унылых лет, когда казалось, вся вода в мире не сможет смыть лежавшее на нем бесчестье, что никакой успех, никакое богатство не сотрет невидимого клейма. Вчерашний вечер поставил точку на этом тяжелом периоде его жизни. Все вдруг стало как прежде, как тогда, когда он еще ничего не знал — и не только он, но и никто в Новом Орлеане.
Пирс заставил себя отбросить воспоминания, приносившие стыд и боль. С прошлым покончено. Он понимал причину своей неожиданной популярности и усмехнулся, спускаясь по широкой центральной лестнице. Буквально каждый считал своим долгом познакомиться и обменяться с ним парой слов до скачек, так все были уверены: после скачек ему уже нечего будет праздновать. Что ж, их доверие к местному фавориту только увеличит ставки. Пирс вспомнил, что слышал о своем новом жеребце от жокея. Если тот сказал правду, их обоих ждет большой и весьма неожиданный для остальных успех.
Прежде чем выйти на пассажирскую палубу, Пирс удостоверился, что выглядит безукоризненно, немного сдвинул набок цилиндр и помедлил, припоминая недавнее прошлое. Шхуне, на которой плыл Пирс, потребовался срочный ремонт, и вместо Сан-Франциско он оказался в Орегоне. Он чувствовал себя обманутым и даже не подозревал, какой шанс предоставила ему судьба. И где! В каком-то захолустье на краю света. «Вот какова она, улыбка Фортуны, теперь ты знаешь, как это бывает, Пирс…»
— Доброе утро, мистер Кингстон! — ворвался в его размышления пронзительный женский голос.
Повернувшись, он увидел одну из вчерашних знакомых, тащившую к нему своих родителей.
Пирс ответил весьма любезно, тщетно стараясь вспомнить ее имя. Дженнифер? Мэри Лу? Проклятие, эти провинциалки все на одно лицо! Между тем мать юной леди (при одном взгляде на которую становилось ясно, каких габаритов та достигнет с возрастом) одарила Пирса благосклонной улыбкой.
— Подумать только, какое забавное совпадение! Ведь мы как раз беседовали о вас, мистер Кингстон. Дженни и я так прямо и сказали нашему папочке: «Пусть хоть весь Орегон ставит на лошадь Стоуна, мы поставим на серого!» Да-да, мы так и сделаем, даже если придется самим делать ставку в этом ужасном месте, где всегда так шумно и накурено. Ну, скажи, Дженни, разве не так мы говорили?
Веснушчатый носик юной леди неодобрительно сморщился, голубые глаза избегали взгляда Пирса, а щеки покраснели, гармонируя с искусственными розами на ее шляпке.
— Ах, мама, что подумает мистер Кингстон!
Нимало не смущаясь, достойная мать провинциального семейства с видом заговорщицы подмигнула Пирсу:
— А что он может подумать? Только то, что у нас с тобой наметанный глаз на хорошую породу, доченька.
Она так откровенно подчеркнула слова «хорошая порода», что Пирс почувствовал раздражение. Дамочка явно имела в виду его! Ну и нравы! Он сделал вид, что не понял намека.
— Именно это и пришло мне в голову, мэм. Такие лошади, как моя, просто не умеют проигрывать.